Уроженка Актобе Анастасия Ким несколько лет живёт и работает менеджером по маркетингу в Москве. Когда в конце марта всех отправили на удалёнку, появилось много свободного времени.
– Сначала я искала подработку на выходные, – рассказывает Настя. – А потом случайно наткнулась на благотворительный сайт «Dobro.ru». Набирали волонтёров для доставки продуктов и медикаментов, а также людей с медицинским и психологическим образованием. Но меня заинтересовало объявление, что один из волонтёров набирает команду в Федеральный Центр мозга и нейротехнологий. Я живу неподалёку, поэтому решила записаться. Сначала нужно было прослушать тренинг об основах волонтёрства в период пандемии, а потом ответить на психологические вопросы. Например, боитесь ли вы заразиться, как защищаетесь от вируса. Из ответов ясно, насколько человек морально готов к такой работе. Мне позвонили уже на следующий день и пригласили в волонтёрский штаб.

Врачей спешно переучивали
Как рассказывает Анастасия, госпиталь Центра ввели в эксплуатацию за несколько месяцев до начала пандемии. Там успели провести всего несколько операций на головном мозге, а потом перепрофилировали для ковидных больных.
– У них не хватало обслуживающего персонала, особенно искали волонтёров с медобразованием, – продолжает Ким. – Врачей приглашали из других регионов. Было много таких, кто с медицинским образованием, но не работает по профилю. Допустим, реаниматолог, но работал в другой сфере медицины. Мне рассказывал один врач, что уже 5-6 лет не практиковал, но его экстренно переучили и призвали в Москву, как на военную службу.

Сладкое от стресса
Анастасию Ким направили работать в кафетерий медцентра. В её обязанности входило получать свежую еду, проводить резервацию, раскладывать по холодильникам и выдавать врачам. Дневная смена была с 6.30 до 5 вечера, ночная – с 22.00 до 7 утра.
– В выходные я брала по две смены, – говорит волонтёр. – Каждый день на входе у всех волонтёров мерили температуру. Если больше 36,6 – тебя не запустят. Мы были в «зелёной зоне», поэтому ограничивались только масками и перчатками. В Центре мозга помогали больше 100 волонтёров в день: одни мерили температуру, другие принимали посылки для больных, третьи – работали с документами. Владельцы кафе и ресторанов тоже привозили еду на общественных началах. Я часто покупала десерты к чаю, потому что врачи просили что-то сладкое от стресса. Вся посуда одноразовая, чтобы сразу выкинуть после использования. Оставшиеся продукты волонтёры отвозили в приют для бездомных. В нашей дружной команде были разные люди: студенты медуниверситетов, молодые пары, медийные личности. Как-то я дежурила в выходной с женщиной, которая занималась разработкой ПЦР-тестов в университете имени Пирогова.

После «красной зоны» – литры воды
Самый пик заражений начался в конце апреля – начале мая, вспоминает Анастасия Ким.
– Больница «Коммунарка» уже была забита пациентами, – рассказывает волонтёр. – Сколько было случаев, когда скорая уво-зила какого-нибудь пожилого пациента в тяжёлом состоянии, и его родные вместе с волонтёрами искали человека по всем «красным зонам» Москвы. В Центре мозга работало несколько групп реаниматологов, и они не могли справиться с огромным наплывом. Шли разговоры, что нет чётких протоколов, как надо лечить. И у медиков свои списки, когда официальная статистика гласила другое. Один раз была такая ситуация: охранники без масок подошли за кофе. И женщина-врач в сердцах сказала: «Знаете, сколько там таких, как вы, молодых, и мы не можем их спасти!». Медики говорили, что очень много в тяжёлом состоянии тех больных, у кого лишний вес, особенно мужчины с животами.
Первое, что просили врачи у Анастасии после выхода из «красной зоны», это вода.
– Жаловались, что скоро у них начнутся проблемы с мочеполовой системой. Они, бедные, 6-8 часов не могли сходить в туалет в противочумном костюме. До смены не пили воды, а после смены выпивали литрами. Шла большая нагрузка на почки. Я видела, как один врач, уже надев противочумный костюм, обронила: «Ой, я забыла про памперс». И ей пришлось всё снова снимать. Это правда – врачи носили памперсы.
Одно время Анастасия помогала готовить снаряжение врачей перед утренней сменой.
– Шлюз – это коридор перед входом в «красную зону», – разъясняет Настя. – Там мы дезинфицировали медицинские приборы и раскладывали бахилы. До прихода врачей нужно всё подготовить. Я наблюдала, как врачи надевают противочумные костюмы. Какие-то места заклеивают скотчем, в очки подкладывают марлю. После смен первое время у всех были страшно воспалённые лица со следами под глазами и на переносице. Медработники носили очки для лыжников. Говорили, что мази для этих очков очень дорогие, их не хватало. Врачам привозили химические средства от запотевания автомобильных стёкол. Вот они и вызывали сильную аллергию на лице.
Волонтёров предупреждали, что врачам нужна поддержка, и будьте готовы их выслушать.
– Тяжело было смотреть на врачей, которые выходят из «красной зоны», – признаётся Анастасия Ким. – У реаниматологов смена заканчивалась посреди ночи. Про пациентов ничего не рассказывали. Наоборот, пытались шутить, говорить про погоду. Конечно, чувствовалось, что они на грани, но всё держали в себе, иначе бы сломались. Иногда мы слышали от них: «Сегодня плохая смена, 5-6 человек умерло».

Закрылась от общения
С того момента, как Анастасия начала волонтёрить, она оградила себя от общения с родственниками и друзьями.
– Я живу одна, поэтому не боялась принести заразу домой, – улыбается наша собеседница. – В нашей команде была молодая пара волонтёров, которые заразились коронавирусом. Через две недели они вернулись из самоизоляции. Когда появились ПЦР-тесты, мы начали сдавать их раз в неделю. Родственников предупредила, что помогаю в инфекционной больнице, поэтому лучше со мной пока не встречаться. Вообще старалась не распространяться насчёт волонтёрства, потому что не знала, какая будет реакция у окружающих. Начальник не выразил восторга от моего занятия. Предложил дополнительную работу, чтобы я просто отдавала заработанные деньги на благотворительность. Я объясняла, что эта система не построена на том, что кто-то кому-то платит. Однажды ехала в такси. Водитель, узнав, что направляюсь в больницу, ухмыльнулся: «Ты из того медперсонала, который получает надбавку за ковид?». Он был без маски и сказал, что не верит ни в какой вирус. Я ответила, что в больнице много таких, кто тоже не верил.
В июне в Федеральном Центре мозга и нейротехнологий закрыли госпиталь для больных COVID-19. Медцентр снова начал принимать больных по своему профилю.

В Корее переводила под присягой
К слову, до Москвы Анастасия Ким жила 14 лет в Сеуле. Женщина работала гидом и преподавателем русского языка в университете иностранных языков Хангук. Настя в совершенстве владеет английским и корейским. Почти год она сотрудничала с полицией в качестве волонтёра-переводчика.
– У корейской полиции нет переводчиков, поэтому они заключают контракты со специалистами вне штата, – объясняет Анастасия. – Это тоже считается волонтёрством, но уже с минимальной оплатой. Ты должен быть круглые сутки на связи, потому что позвонить тебе могут в любое время. Я переводила с русского на корейский показания русскоязычных подозреваемых и свидетелей по уголовным и административным делам, а также вопросы следователя с корейского на русский язык. Это должны быть чёткие переводы, так как всё протоколируется. Выступления в суде я переводила под присягой. В Корее очень низкая преступность. И в основном законы нарушают не местные, а иностранцы. Я видела много казахстанских студентов, которых задерживали за вождение в нетрезвом виде, за дебоширство, кто-то попадал в полицию по незнанию законов. Мужчина в метро снимал на камеру девушек, и те сразу вызвали полицейских. Был случай, когда россиянка в клубе разлила на корейского парня алкогольный напиток, а он обратился в полицию. Молодой человек уверял, что его испорченная кофта стоит бешеные деньги. И следователи часто спрашивали у меня после беседы с подозреваемыми: «Как вы думаете, человек говорит правду или нет?». Со временем ты уже сама, как психолог, начинаешь разбираться в поведении людей.
Анастасия Ким вспоминает ещё один случай, когда русскоязычного корейца обвинили в воровстве дорогой одежды.
– Приезжий кореец работал уборщиком в гостинице, – делится воспоминаниями Анастасия. – Там остановились китайские туристки. И у них пропал из номера пакет с дорогой брендовой одеждой. Эти девицы обвинили 50-летнего уборщика в воровстве. Мужчина рассказал мне, что жена у него сильно болеет, в Сеул приехали на лечение, он устроился временно в отель уборщиком, и совсем скоро они уже собирались уезжать из Кореи, так как не потянули дорогое лечение. Обвиняемый был готов заплатить громадную сумму, чтобы его оставили в покое. А молодые полицейские хотели быстрее свернуть работу. По разговору с подозреваемым я поняла, что он не воровал. В конце концов, по камерам установили: уборщик гостиницы не виновен. Ещё хочется сказать, что у корейских полицейских нет отрицательного имиджа. В отличие от Казахстана и России, жители не боятся сотрудников правопорядка, а ищут у них защиты. Но когда в корейскую полицию попадает нелегал, и даже если его задержали по какому-то недоразумению, то разбираться с ним не будут – отдадут в миграционную службу и депортируют из страны.

gazetaevrika@gmail.com