Такенские, сакенские и Гульфайруз
| 4 декабря 2013 года. №49 | ||
| Она накинула на себя платок и с головой окунулась в новую, насыщенную и порой опасную жизнь. Никто и ничто не мог поколебать веру Гульфайруз, что все братья едины, что надо быть усердной, готовой в любой момент совершить джихад. Но когда Гульфайруз начала теснее общаться со своими, она с удивлением стала открывать для себя такфиристов – такенских, мадхалитов – макенских, приверженцев учения Саида Бурятского – сакенских. И теперь изо всех сил пытается просто остаться самой собой – Гульфайруз, казашкой, обычной рабой божьей... | ||
 | ||
|
Платок на голову 33–летняя Гульфайруз накинула пять лет назад. В Атырау, где она ранее проживала, женщина работала на рынке, в отделе игрушек. Напротив располагался бутик мобильных телефонов, где все время крутились парни с бородками. Сперва она избегала разговоров с ними, но со временем их доброжелательность взяла вверх.
– Первая видеопроповедь, которую я послушала по совету тех парней, была речь Саида Бурятского, – рассказывает Гульфайруз. – Он мне показался самым красивым мужчиной на земле! От него исходило такое невидимое свечение! Он всем нашим ухти (сестры) нравится!
Идеолог ваххабизма говорил о роли женщины в исламе, о том, что только осчастливившие своих мужей войдут в рай, и о многом другом. Потому, выйдя впоследствии замуж, Гульфайруз ни словом, ни делом не перечила Хамзе.
– Он меня боготворил: дарил цветы, делал подарки и… запер в четырёх стенах, – говорит женщина. – Он старался ради меня, всегда следил за собой, хорошо зарабатывал, помогал другим братьям, а мне наказал ходить с закрытым лицом и не выходить из дома.
Поначалу родственники были в шоке от произошедших перемен с Гульфайруз. У неё, к примеру, появился уали – попечитель, совершенно посторонний человек, который принимал за неё решения. По исламским правилам, уали могут быть отец или брат мусульманки. Но в Актобе, по словам женщины, не редкость, когда попечителями становятся посторонние ахи (братья), если прямые родственники правоверной... не читают намаз.
Причём больше всех негодовала свекровь. Что за мода и форменное лицемерие, недоумевала пожилая женщина: не общаться ни с кем, не смотреть телевизор, день и ночь слушать непонятные проповеди, полностью спрятаться под никаб (одеяние замужней женщины) и набить свой шкаф кружевным нижним бельём и прочими эротическими поясами?!
– Я объясняла ей, что женщины должны быть красивыми и желанными не для посторонних мужчин, а в первую очередь – для своих мужей. И, если понадобится, то выглядеть, как женщины легкого поведения, – говорит Гульфайруз.
Но со временем такая затворническая жизнь, помноженная на тотальный контроль, начала угнетать Гульфайруз. Ей хотелось общения, работать, учиться, просто увидеть свет.
– Хамза был в гневе от моих планов. Он категорически был против, чтобы я выходила из дома. Мы ругались на этой почве, потом мирились, и так много раз. В итоге я сказала ему, что развожусь, что в моём желании пойти работать нет ничего греховного, что учиться – это обязанность каждого мусульманина.
Но выпросить талак (развод) у мужа было не так–то просто. В итоге Гульфайруз пошла на радикальные меры – перестала с ним делить постель.
– Если жена проявляет непослушание, то это может стать объективной причиной для талака. Мужчине грех жить с такой женщиной, которая не повинуется ему. А что мне оставалось? Мы развелись. Хамза не хотел отпускать меня. Да и мне было жаль с ним расставаться. Ведь, в отличие от мужей других ухти, Хамза меня не бил.
Уход от мужа стал переломным моментом для Гульфайруз. Она начала делать то, что ей хочется, а не только то, что положено: смотреть телевизор, читать газеты и общаться даже с теми, кто не носит платок.
– Я стала слушать и других проповедников, интересоваться мнением официальной мечети, читать книги. Конечно, не могу сказать, что я стопроцентно согласна с имамами, но ко многим вещам, благодаря тому, что я начала уделять внимание самообразованию, я поменяла отношение, – говорит женщина. – Нас называют ваххабитами, и у нас очень много крайностей. Нельзя, к примеру, смотреть сериалы. Не потому, что там постельные сцены могут быть, а потому, что можно излишне предаться эмоциям.
По словам Гульфайруз, немало среди них тех, кто поддерживает вооружённый джихад. Это сакенские, то есть приверженцы учения Саида Бурятского.
– Также среди нас немало такфиристов, это те, кто обвиняет мусульман в неверии, хотя это большой грех. Их называют такенскими, и когда–то я тоже относилась к ним. Есть ещё макенские – мадхалиты, которых тоже попробуй пойми. Они враждуют друг с другом, пока – в сердцах, на словах. Я часто спорила с ними, но теперь больше помалкиваю – не хочу конфликтовать.
Тем не менее, общаясь с ухти, Гульфайруз с удивлением обнаружила, что она не единственная, кого одолевают сомнения насчёт правильности их учения.
– Многие среди нас вполголоса обсуждают тему джихада, насколько правильно мы его понимаем, – говорит женщина. – Я давно начала сомневаться. Многие из наших бездумно взрывают себя, сознательно идут на смерть. И других агитируют. Если жизнь – самый великий дар Аллаха, которым он одарил своё создание, то можно ли его самостоятельно возвращать назад? Это ведь суицид, разве это не считается большим грехом?!
Поэтому сейчас, говорит она, многие постепенно начали читать книги, расширять кругозор. Сама Гульфайруз хочет поступить в исламский вуз. И обязательно в Аль–Азхар, послушать учёных, научиться самой анализировать. При этом Гульфайруз очень боится попасть под чьё–то влияние. В областную центральную мечеть женщина не ходит – несколько раз её не пропустили из–за никаба, в душе остался неприятный осадок.
– Ж аль, денег нет, – вздыхает молодая женщина. – В Актобе в той фирме, где я работаю, мне платят 30 тысяч тенге. Накопить не получается. В Сарыагашское медресе (исламское учебное заведение ханафитского мазхаба. – А.А.) не тянет. Хотя одному Аллаху известно, может, и поступлю туда.
Радуется Гульфайруз, что к ней стало возвращаться некогда утраченное чувство патриотизма. Когда она слушала проповеди различных миссионеров, в голове начала крутиться мысль: «Ради чего стараться, если главнее всего – жизнь после смерти?». Теперь прибавилось сознание, что и в этой жизни человек должен сделать много добрых полезных дел.
По её словам, их община ежемесячно собирает по три тысячи тенге с человека для помощи нуждающимся братьям. К примеру, в курбан айт было собрано 800.000 тенге, которые затем были распределены между нуждающимися Актобе, Мартука и ещё двух районов.
– Я хочу создать крепкую семью, родить много детей, воспитать их в любви к Аллаху, родителям и Родине, – говорит Гульфайруз. – Многие из наших ухти сейчас разведённые. Мой случай – исключение, меня супруг отпустил с миром. У других мужья умерли, а кого–то просто бросили с детьми. Ещё, если получится, я бы хотела преподавать, просвещать девушек. Что касается ваххабизма или салафизма, то я не знаю, что это вообще. Но я знаю точно: нельзя впадать в крайность и радикализм, и что джихады, взрывы и самоподрывы – это неправильно. Джихад – это усердие. Усердие в борьбе со своими низменными страстями.
Асия АЗИМКАЛИ,
|
