Мечты, застывшие в красках
Семён ЮВАКАЕВ родился в 1918–м и почти всё детство провёл на Оторвановке. Родители дали ему совсем другое имя, но для русских друзей выговорить татарское слово казалось сложным, и приятели окрестили мальчика Семёном.
Рисовать Семён любил с детства и каждую свободную минуту делал наброски на клочках бумаги, хотя серьёзным занятием никто это не считал. Неизвестно, как бы сложилась судьба парнишки, если бы отчим, довольно образованный человек, не рассмотрел в детских рисунках настоящий талант. Он–то и уговорил мальчика участвовать во всесоюзном конкурсе рисунков, посвящённых подвигу челюскинцев. Семён отправил на конкурс свои работы и очень удивился, когда узнал, что его рисунок стал победителем. Главный приз за участие оказался просто королевским. Победитель получал телогрейку, кожаные ботинки и тюбетейку. В 1934–м году это было настоящим богатством, особенно для 16–летнего подростка.
Фронтовое вдохновение
В армии Семёну доверили очень ответственную работу. Он должен был перерисовывать с фотографий портреты Сталина. Получалось неплохо, но Семёну хотелось настоящего творчества.
Семён прошёл всю войну, получил награды за оборону Ленинграда, но родным рассказывал не о батальных битвах, а о тех днях, когда, получив увольнительную, он мог попасть в музеи города на Неве. Парня при виде шедевров живописи раздирали совершенно противоречивые чувства, от восторга до презрения к собственной, как он выражался, «мазне».
– В те минуты я чувствовал себя полным бездарем, – часто говорил Семён родным. – Все эти похвалы, грамоты, которыми я раньше гордился, казались пустышками. Но, с другой стороны, я понимал, что есть куда стремиться. Если бы не война, я, может быть, и не увидел этого, и жизнь моя сложилась бы по–другому.
Не спи, не спи, художник
После войны в родном Актюбинске Семён быстро нашёл работу. В Доме культуры железнодорожников тоже нужен был человек, который мог бы рисовать портреты вождей, оформлять кумачовые транспаранты, пропагандистские плакаты и афиши к кинопремьерам. Но этого Семёну было мало. После основной работы он подолгу оставался в мастерской и творил для души. Почти все фото в семейном альбоме аккуратно расчерчены остро заточенным карандашом на квадратики. Так Семён переносил семейные фото на большое полотно. Жильё художнику выделили в здании ДКЖ, и Семён мог отправиться в мастерскую среди ночи. Нередко он вскакивал с кровати и работал прямо в комнате, за обеденным столом. Для жены и дочери такие приступы вдохновения не казались радостными.
– Папа, ну хоть свет приглуши! Я уснуть не могу, – просила дочь.
Но это было бесполезно. В порыве творчества Семён ничего не слышал и мог до утра грохотать баночками с краской.
А также в области балета
Наконец Семёну предоставился шанс показать себя не только как художник–оформитель. Зрительный зал Дома культуры железнодорожников славился акустикой, но шика ему не хватало. Требовалось украсить его бархатом, гипсовой лепниной, превратив его в роскошную аудиторию, но при этом в погоне за «красивостью» не повредить акустике. И это в те времена, когда выбор стройматериалов был невелик. Семёну удалось невозможное. В полукустарных условиях, в короткий срок он сделал то, над чем годами работали десятки мастеров. По оформлению зал ДКЖ не уступал старинным оперным театрам, а акустикой восхищались даже приезжие знаменитости.
Гипсовая лепнина и нарядный бархат на зрительских ложах продержались почти 50 лет. Гастроли российских театров оперы и балета проходили именно в ДКЖ, потому что картинка на сцене гармонировала с залом гораздо удачнее, чем в других заведениях культуры. Хотя это великолепие могло бы просуществовать и дольше. В начале нулевых новые хозяева ДКЖ вдруг решили, что лепнина может рухнуть на головы зрителям и снесли балконы. Опасения оказались напрасными – с гипсом едва справлялся отбойный молоток.
Красота спасёт ДКЖ
Талант художника Семёна Ювакаева пригодился и позже, когда в ДКЖ работал свой народный театр. Сцена Дома культуры была не очень большой, и чтобы сделать декорации для спектакля, обычных навыков художника оказалось недостаточно. Необходимо ещё знать о перспективе рисунка, о световых нюансах, о том, как придать декорации объём и структуру. Эти науки и сейчас преподают лишь в театральных институтах, но Семён пришёл ко всему сам. В большой папке до сих пор хранятся программки спектаклей, где режиссёр благодарит художника за великолепную работу.
А сосчитать все праздники в ДКЖ, на которых Семён занимался украшением фойе, невозможно. Весёлые зайчики на Новый год, нежные букеты на 8–е Марта, яркие флажки к майским праздникам… Семён никогда не повторялся, и актюбинцы спешили в ДКЖ, предвкушая очередной сюрприз от креативного художника.
Актюбинский Монмартр
Вскоре мастерская Семёна стала неформальным культурным центром Актюбинска. Сюда стекались как успешные художники, так и непризнанные гении, и даже довольно сомнительные личности, примазывающиеся к богеме. Мастерская была открыта для всех, и угощались гости далеко не чаем с баранками. Семён стал выпивать всё чаще, тем более, что желающих угостить художника становилось всё больше. Богемная жизнь плохо сочеталась с семейной. Супруга Семёна долго мирилась с пьяными тусовками, с ночными приступами вдохновения, с тем, что муж сутками не бывает дома, но в конце концов терпение лопнуло и у неё.
После развода Семён стал пить ещё чаще, а гостей в мастерской стало ещё больше. На качестве работ такой образ жизни никак не сказывался, а вот на здоровье…
Трудно судить, но если бы не горячительное, Семён Ювакаев явно мог бы радовать своим творчеством горожан до сих пор.