Андрей КОНСТАНТИНОВ, писатель: «Многие вещи в своей жизни я делал из любопытства»
|
Как изменилась преступность Петербурга с начала 90–х и до наших дней?
Почему из журналистики уходят мужчины и мешают ли репортёрам российские законы?
Что ждёт в будущем российскую сериальную и книжную индустрию?
Об этом и многом другом в эксклюзивном интервью Вячеславу ПОЛОВИНКО рассказал создатель и бессменный руководитель Агентства журналистских расследований, автор множества книг и сериала «Бандитский Петербург» Андрей Константинов.
| ||||
 | ||||
«БАНДИТСКОГО ПЕТЕРБУРГА, КАК В 90-Х НЕТ УЖЕ»
– Есть такая неофициальная градация: Петербург русской интеллигенции, революционный Петербург, бандитский Петербург, скинхедский Петербург. А каков он сейчас?
– Всё то, что вы перечислили, было и есть всегда. Вы просто увидели разные грани одного и того же явления, если так можно сказать о городе. И когда я назвал так свою книгу, а позже был снят одноимённый сериал (по другим, кстати сказать, моим книгам), у меня в мыслях не было очернить город. Это просто и художественное, и журналистское исследование одной из граней нашего города. Кто–то пишет о Петербурге театральном, кто–то о Петербурге мистическом. Питер очень многогранен – и было бы очень глупо считать, что к городу можно приклеить какой–то один ярлык. У нас город такой, что если ярлык ему как–то не подходит, то он никогда не задержится. С бандитским Петербургом всё получилось достаточно необычно, потому что обстановка в нём несколько отличалась от того, что было по стране. И в каком–то смысле городу «повезло», что нашёлся такой человек, как я, которому было это всё интересно и который начал с азартом заниматься этой темой. А поскольку в то время в обществе был некий голод по такой информации, по–разному форматированной, на это и обратили внимание.
По поводу того, что так было всегда… Я вот своим студентам, которым и на журфаке, и на юрфаке лекции читаю, говорю, что нужно изучать историю и знать, что к чему, чтобы не изобретать велосипед. Понятие «бандитский Петербург», по большому счёту, не я придумал. Был такой замечательный журналист – Владимир Михневич. У него было несколько хороших книг, которые можно отнести к разряду журналистского расследования. Так вот, одна из них называется «Язвы Петербурга» (вышла в составе трёхтомного сборника «Исторические этюды русской жизни» в 1886 году. – В.П.). В принципе, там было всё то же самое, чем я стал заниматься через более чем сто лет. Интерес был тот же – и я не думаю, что у Михневича была задача обгадить столицу Российской Империи. Просто это его интересовало, потому что подобное явление было не очень хорошо исследовано журналистскими методами. Вот и всё.
– А насколько вот эта «грань» – «бандитский Петербург» – сейчас актуальна?
– Вы знаете, в той или иной степени эта грань была актуальна всегда, ещё с момента основания Империи. Всегда была преступность, её фазы time–to–time обострялись. Конечно, сейчас нет того надрыва, который был в 90–е годы, потому что тогда был просто период гангстерских войн. Были большие бандитские армии, которым было тесно, и они выясняли отношения. А где–то в начале двухтысячных пошёл период всеобщей бандитской демобилизации, когда все эти армии просто распускались, потому что были неактуальны прежние задачи, бандиты догнали уже свои чемоданы с деньгами. Появилась задача освоить эти деньги.
Знаете, в чём особенность организованной преступности в Петербурге? Она противопоставлена Москве изначально – потому что Москва воровская. И считалось, что в столице старое крыло профессиональной преступности, а в Петербурге новое – бандитско–гангстерское. И люди в новом крыле занимались преступным промыслом не потому, что им нравилось вот это отрицалово («Мы воюем с государством, у нас своя субкультура, мы преступники по жизни»). Нет, они просто не видели другого способа и не умели по–другому зарабатывать деньги. Чемодан с деньгами, как цель, они догоняли как умели. А когда некоторые этой цели достигли, то они уже больше не захотели жить преступной жизнью, захотели растить детей и так далее. В общем, сбылась мечта идиота. Другое дело только, что она сбылась у очень малого количества людей.
Надо сказать, что тут были очень колоритные персонажи. Когда случилась эта «демобилизация», все разошлись кто куда. Я знаю один пример, когда вот такой вот бывший «боец», который участвовал и в разбоях, и в стрелках, стал прокурором. Причём он уже дослужился до серьёзных чинов. Он ни разу не привлекался во время своей той жизни, пошёл и отучился на юрфаке. И что самое интересное: он не засланный бандитами агент. Просто жизнь изменилась – и он изменился. И вот между этими двумя полюсами на самом деле ещё очень много вариантов: кто–то владеет рестораном, кто–то, наоборот, спился и умер. Часть люмпенизировалась и ушла в уличную преступность. То есть в том виде, как было в 90–х, понятия «бандитский Петербург», конечно, нет уже.
«ПАПАШКА СТАЛИН ПОКРУЧЕ БЫЛ»
– Не кажется ли вам, что принимаемые сейчас в государстве законы направлены как минимум на воспрепятствование деятельности журналиста?
– Я не могу сказать, что это прямо воспрепятствование, хотя какие–то моменты нас, конечно, раздражают. Совершенно глупый этот закон о маркировке «+18» (речь о законе «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию». – В.П.) – потому что это не решение проблемы. Дети гораздо больше дерьма получают из того же телевизора, насквозь промаркированного, за счёт бездарности того, что показывают: от бездарных сериалов, от ханжеских морд по телевизору, которые врут постоянно.
Но работать можно на самом деле. Тот же закон «О клевете» не сильно мешает, потому что нормальный журналист должен работать так, чтобы его в принципе не сильно волновала эта тема. Понимаете, какая штука: нужно просто очень хотеть делать свою работу, тогда тебе не помешает никто. Потому что Александр Исаевич Солженицын написал свой «Архипелаг ГУЛАГ» не в Америке, как многие считают, а на территории Союза, когда вся система – прокуратура, милиция, КГБ – была против него. И он смог сделать это, хотя законы были гораздо более жёсткие. А во времена, когда тот же Михневич писал свои «Язвы Петербурга», вообще не существовало закона о печати, и произвол никто в России не отменял. Я хочу сказать, что люди делятся на два типа: одни объясняют, что существует 243 причины, чтобы чего–то не делать, и все они будут звучать очень убедительно; а другие делают всё, невзирая на сложности, и некоторые из них становятся легендами. И наша история говорит о том, что да, это возможно – надо просто меньше жевать сопли и меньше себя жалеть. То, что наши депутаты отмачивают – наверное, да, мы можем про это посплетничать и поцокать языком. Но вообще–то папашка Сталин покруче был, пожёстче при нём всё было.
– Вы читаете курс лекций на журфаке СПбГУ, вы являетесь основателем профессиональной премии «Золотое перо». Современный журналист, по–вашему, – он какой?
– Тут смотря кого вы имеете в виду. Вы про студентов спрашиваете или вообще про журналистов?
– Давайте так: какой в вашем понимании сегодня собирательный образ журналиста?
– На самом деле меня печалит то, что происходит с кадрами. Меньше стало романтиков, больше стало людей, которые смотрят на моменты, связанные с деньгами, заработком, конъюнктурой. Те же студенты, когда с ними разговариваешь, хотят работать на больших каналах и получать приличные деньги. Это неплохо, это нормальное человеческое желание. Но в начале 90–х больше было людей, которые хотели, что называется, изменить мир.
Печалит то, что журналисты стали менее образованными, но это проблема всего нашего образования – то, что выпускают «недоделков», которые очень плохо знают историю, не знают языка – ни русского, ни английского. Каким–то профессиональным навыкам мы научим, а вот то, что люди плохо знают литературу – и свою, и западную (я про китайскую–то молчу!) – это нехорошо. Это ведь то, что журналисту нужно.
Более женской становится профессия. И тоже понятно, почему. Потому что если для девушек это более–менее нормальная зарплата ещё, то для мужика, которому уже за 30, которому надо думать о семье, о том, о сём, базовая зарплата репортёра уже не очень получается – при том, что она не самая низкая. И ребята уходят. При этом такая тенденция – она не только в журналистике. В актёрской среде то же самое. Мужчинам от 30 до 45 лет не прожить на эту зарплату, если они не супервостребованные актёры. Журналистика – это не то место, где можно честным трудом заработать себе каменные палаты.
«Я НЕ Б… ПО ВЫЗОВУ»
– Вы в прошлом году вошли в состав Общественного совета при ГУ МВД…
– Это на региональном уровне. Мне сначала предложили на федеральном уровне войти в совет, но потом они что–то там переиграли, и я вступил в петербургский совет.
– Наивный вопрос: зачем?
– Мне любопытно. Очень многие вещи в своей жизни я делал из любопытства. Я так восемь лет отработал в комиссии по помилованиям. Такая же общественная работа. Мне это интересно, это человеческие судьбы, разные истории. То же самое и здесь. Уверяю вас, это не для того, чтобы гаишникам показывать… Это даже удостоверением не назовёшь – бумажка просто ламинированная. Да и не нарушаю я правил – меня если и останавливают деятели с полосатыми палочками, то они, как правило, меня узнают и книжку, к примеру, просят.
Мне подобная работа любопытна. Во время выборов президента Владимира Путина мне предложили стать его доверенным лицом. И когда мне позвонили из полпредства, я поехал туда, не имея готового решения в голове – соглашаться или не соглашаться. Я не очень хотел, с учётом одиозности всей предвыборной истории, когда все уже изорались. При этом я ни на одной, ни на другой стороне не был: я не люблю нашу оппозицию, многие её лидеры мне просто неприятны, и я не хотел бы стоять с этими людьми плечом к плечу, а уж тем более им помогать. В то же время я не в восторге от власти и от её действий, и в итоге, бывает, получаю и от тех, и от тех. И всё же я ехал в полпредство, потому что мне было интересно: а как это там изнутри? И второе: при всём сложном отношении к Путину я прекрасно понимал, что альтернативы ему нет никакой. Может, она должна была бы быть, но на сегодняшний день её никто не видит.
Но в конечном итоге мне в полпредстве было сделано предложение в такой форме… Там сидел чиновник, у которого я спросил: а чем я должен заниматься? Он: а я не знаю. Я: ну, слушайте, вы не знаете, а кто тогда знает? Он: ну, дней через шесть приедет какой–то там чиновник из Москвы. Я: ну, давайте дней через шесть к этому вопросу вернёмся. Он: нет, должны дать сейчас согласие – Чуров должен зарегистрировать, последний день уже. Я: ну, я не могу соглашаться на то, чего я не понимаю. Вы меня фактически чистый протокол заставляете подписывать – мне папа с мамой так не разрешали делать с детства. Он: не боитесь пожалеть потом? Я: у–у–у, какой у нас с вами разговор интересный пошёл. Во–первых, не боюсь, а во–вторых, я вам не б… по вызову, чтобы со мной так обращаться.
Меня просто поставили в такое положение, что если бы я сказал «да», я перестал бы себя уважать.
«КАК ГАМБУРГЕРЫ В «МАКДОНАЛЬДСЕ»
– В конце девяностых и начале нулевых сериальная продукция из Питера была на вершине и собирала какие–то безумные рейтинги. «Улицы разбитых фонарей», «Агент национальной безопасности», «Бандитский Петербург» всех держали у экранов. Сейчас «лютует» Москва – «Глухарь», «Карпов» и прочие. Получается, Питер сдал свои позиции?
– Ну, во–первых, в Питере тогда производили сериалы в том числе и потому, что это было значительно дешевле, чем в Москве. Потом отработали технологию, каналы наладили собственное производство – и теперь снимают сериалы где угодно: и в Москве, и часто даже в Белоруссии.
Другое дело, что раньше сериалы хоть и были беднее по бюджету, но в них было больше чего–то интересного. Тогда это было что–то новое, а сейчас это всё превратили в машину по зарабатыванию денег. Даже тот же «Глухарь»: вроде нашли какую–то интересную грань, но из этого всё норовят выжать. Нет развития – это уже не история, это «мыло» с любимыми героями. Бесконечно так не может продолжаться.
С кинематографом такая же беда. Все увешаны какими только можно наградами, все лауреаты, все друг друга награждают, фестивалей до дури… А в кино сходить не на что. В год в России выходит до 350 фильмов в прокат. Не сериалов – фильмов! А никто не может назвать даже десять из них. Потому что это шняга! Потому что это непонятно зачем «спалённые» деньги! И все при этом говорят, что это типа «авторская работа», мол, мы такие творцы, нас просто не поняли. Творцы! Вы что, обалдели, что ли? Что значит «не поняли»? Если строители сдают дома, в которых люди не могут жить, таких строителей в тюрьму сажают! Это, знаете, как с художниками: не умеет голую бабу нарисовать, но при этом такой вот весь абстрактный живописец. Ты сначала научись нормально что–то делать, а потом уже делай картины «Взрыв бегемота в пустыне».
– За 20 лет, по данным великого и могучего Интернета, совокупный тираж ваших книг достиг 10 миллионов экземпляров…
– Я думаю, Интернет тормозит – уже 20 миллионов есть. Давно причём.
– Пусть так. Но у той же Донцовой за 10 лет – 100 миллионов экземпляров. Что происходит с читателем?
– Не знаю, я никогда не стремился соревноваться тиражами, во–первых. Во–вторых, я неплохо отношусь к Донцовой. Она же не старушек по подъездам убивает, это качественный бренд. Я уж не знаю, сама она их там клепает или нет. Но вот то, что выходит под этим брендом, – это не совсем, на мой взгляд, книги. Скорее, это такая одноразовая периодика. Как одноразовая посуда: поел – и выбросил. Нормальный человек это перечитывать заново не будет.
Мне кажется, что соревноваться нужно в другом – в многоразовости. Можешь ты или нет создать произведение, к которому люди будут возвращаться? Можешь ли ты создать что–то такое, что будут читать следующие поколения? У меня таких несколько книг есть, за что я себя постоянно по голове глажу – какой ты, Андрюша, замечательный парень. Вот в этом, я считаю, я её обошёл.
«НЕ ЗЕЧЬЯ ПЕСНЬ»
– Последний вопрос: так зачем вы всё–таки убили Адвокатов?
– Это не я их убил. Если соотносить то, что происходит у тебя в душе, с тем миром, который ты выдумываешь, и писать по–честному, то есть определённые законы. В том числе, если хотите, закон гармонии. Если пошла сюжетная линия в определённом ключе, то она может закончиться только так и никак иначе. И если ты соврёшь, то получится ситуация, когда должны финальные аккорды звучать, а вместо этого дирижёр просто пукнул. Кто–то скажет, что это смелый творческий ход, а на самом деле это будет простая техническая накладка.
Для Адвокатов история так развивалась, что по–другому было никак. И хоть мне продюсеры руки выкручивали, я сказал категорическое «нет» на предложение оставить их в живых. Потому что тогда в этом будет некая фальшь, некое несоответствие предыдущей мелодии. Мне самому было их жалко, ведь есть герои, с которыми не хочется расставаться. Но, увы, по–другому никак было нельзя. Более того, я скажу, что если бы была другая история, предусматривающая, что они остались живы, мне бы и вопроса этого никогда не задавали, потому что, я думаю, и не полюбили бы люди так этих героев. А так им жалко Адвокатов – людей с дико неправильно сложившейся судьбой. Но если бы они стали бандитами–победителями – это было бы нравственно неправильно. В конце концов, они ведь продали душу дьяволу. И в этом смысле не я их убил, а они сами себя убили. Я в этом смысле идеологически спорил с сериалом «Бригада», потому что у них там есть бандит–победитель, а это неправильно с точки зрения художественной морали. Получается какая–то «зечья» песнь, совсем другое нравственное наполнение.
Надо уметь прощаться с любимыми героями – и лучше это делать на звенящей ноте, чем наблюдать, как твой герой стареет, лысеет, полнеет и становится менее притягательным и менее симпатичным. Надо уметь вовремя остановиться.
Санкт–Петербург, специально для «Эврики»
Фото Евгении САКАРДИНОЙ
| |
Личное дело
Андрей
Дмитриевич БАКОНИН
(творческий псевдоним – Андрей Константинов)
Российский писатель, журналист, киносценарист
Родился 30 сентября 1963 года в Астраханской области. После окончания школы поступил на Восточный факультет Ленинградского государственного университета.
Служил переводчиком с арабского языка в Йемене и Ливии.
В 1991 году уволился из армии и, вернувшись в Ленинград, устроился корреспондентом в редакцию газеты «Смена».
С июня 1994 года по июнь 1996 года – собственный корреспондент газеты «Комсомольская правда» по Петербургу и Северо–Западу России.
С февраля 1998 года – генеральный директор и главный редактор информационно–аналитического Агентства журналистских расследований (АЖУР).
Автор почти 50 книг, самые знаменитые из которых – «Бандитский Петербург», «Журналист», «Адвокат», «Ультиматум губернатору Петербурга», «Агентство «Золотая пуля», «Тульский–Токарев».
Лауреат нескольких престижных премий. Награждён орденом «За заслуги перед Отечеством» 2–й степени.
| ||
