Ядерный гриб в Актюбинской области
Как 68 лет назад в Казахстане прошёл один из самых рискованных военных экспериментов в мире.В феврале 1956-го года, во время испытания нового вида оружия, несколько казахстанских городов рисковали быть уничтожены бомбой, в пять раз сильнее, чем та, что упала на Хиросиму. Но не пойти на такой риск советские военные не могли.
Но если бы возникла острая необходимость применения ядерки во время боевых действий, то грозные бомбы были бы практически бесполезны. Самолёт «ЭнолаГэй», который бомбил Хиросиму, пролетел всего около 2.400 км. Если бы такой бомбардировщик отправился через океан к границам СССР, то силы ПВО успели бы ещё неспешно позавтракать, прежде, чем сбить воздушную громадину. Да и советская система ПВО намного сильнее, чем японские допотопные зенитки 30-ых.
Конечно, можно было перекинуть ядерный груз куда-нибудь в Европу, но атомная бомба не шпионская фотоплёнка, и подобная попытка привела бы к обострению международных отношений.
У СССР были такие же проблемы, как и у США, так что у обоих держав возникла острая необходимость кардинально усовершенствовать ядерное оружие, и права на ошибку тут не было.
Идея, как это сделать, витала в воздухе. Принцип нацистских ракет «Фау-1» и «Фау-2» идеально подходил для доставки смертельного груза на другой континент, нужно было их только чуть-чуть доработать. Проблема осложнялась ещё тем, что трофейные чертежи были у обеих сторон. Тот, кто первым создаст баллистическою ракету, надолго обретёт стратегическое преимущество в холодной войне, которая в любой момент может перерасти в настоящую.
Разработка шла в режиме строжайшей секретности, потому что малейшая утечка информации могла разрушить все планы. В ЦРУ сидели далеко не дураки, и они прекрасно понимали, что рано или поздно Советы начнут работать над баллистической ракетой.
Проводить испытания на Семипалатинском полигоне не годилось. О нём прекрасно знали не только шпионы противника, но и многие советские граждане, а, значит, внимание ЦРУ к этому месту было особенное. Требовалось произвести взрыв в новом, совершенно неизвестном месте. Выбор пал на солончаки Шантериз, что на юге Актюбинской области, примерно в полуторастах километров от Аральска. Стартовать же ракета должна была под Волгоградом с абсолютно новой площадки полигона «Капустин Яр».
От этих локаций до сибирского озера тысячи километров, но и в этом была задумка. Предполагалось, что если произойдёт утечка какой-нибудь информации, то шпионы будут искать следы испытаний в Сибири, около Байкала.
Старт с Капустина Яра подозрений вызвать не должен. Там давно уже испытывали реактивные снаряды и ракеты с обычной взрывчаткой, а такой шпионской спутниковой системы слежения, как сейчас, в те годы ещё не существовало, и отличить старт простой ракеты от баллистической было практически невозможно.
Но при этом возникала огромная проблема. Испытания должны были проходить сразу с ядерной боеголовкой. Если запустить ракету с болванкой или простой взрывчаткой, тов ЦРУ сразу поняли бы, что раз ракета смогла пролететь такое расстояние, то рано или поздно в неё засунут атомный заряд, а, значит, противник получил бы время, чтобы принять контрмеры.
А как себя поведёт ядерный заряд в воздухе, на такой скоростинеизвестно даже теоретически. Американцы при испытании бомбы «Толстяк» несколько месяцев подряд сбрасывали муляж точно такого же веса и аэродинамических свойств. Учитывались все факторы: скорость самолёта, высота, направление ветра, влажность воздуха, атмосферное давление. Даже простой процедуре прикручивания нескольких винтиков с зарядом уделялись сотни часов. Учёные предусмотрели и такие мелочи, как то, что сорвётся резьба, выпадет отвертка или у солдата, ответственного за это, задрожат и вспотеют руки. Тем не менее ядерная начинка «Толстяка» сработала не так, как планировалось. Конечно, к счастью. Потому что в противном случае жертв в Хиросиме было бы в разы больше.
И ведь там речь шла о простой гравитации. Уж опыт по сбрасыванию бомб у военных всего мира был немалый. Запуск же ракет, даже со взрывчаткой, в то время не всегда заканчивался удачно. Сами двигатели часто капризничали, а скорректировать траекторию полёта с технологиями тех годов было невозможно. Любая мелочь, вроде изменения силы ветра, могла привести к провалу проекта.
Так как проект был срочный, работы шли в авральном режиме и некоторые важные детали ракеты меняли в последний момент. Плюс ко всему подрыв боезаряда должен был произойти автоматически. Человек бы мог это отложить при возникновении внештатной ситуации, а бездушная техника сделала бы всё, как от неё требовали изначально.
Единственной мерой предосторожности, на случай нештатной ситуации, стала система автоподрыва. Шансы предотвратить трагедию у нее были невысоки. Существовала вероятность, что нештатная ситуация случится над населённым пунктом, а там бы автоподрыв только бы усугубил ситуацию.
Положение ещё осложнялось тем, что вести переговоры в эфире было запрещено из-за риска, что западная разведка их перехватит. В эфире могло прозвучать лишь две фразы: «Айвенго», разрешившая старт, и «Наблюдаю Байкал», когда ракета достигнет цели. На случай ошибки кодовой фразы не было. Она стала бы настолько фатальной, что скрывать что-то не было смысла.
Кодовым словом «Айвенго» оператор должен был так же запустить автоподрыв, если ситуация станет совсем неконтролируемой, но это была просто формальная мера предосторожности. Никто до конца не знал, что именно можно считать нештатной ситуацией. Поэтому никто даже не пытался придумать новое кодовое слово.
Позже, в своих мемуарах участники проекта рассказывали, что при обсуждениях никто не решался высказать свои опасения, и лишь только легендарный авиаконструктор Андрей ТУПОЛЕВ, уже в неформальной обстановке произнёс, тяжело вздыхая:
- Страшное это дело, а если уроним на свою территорию?
Сейчас, почти 70 лет спустя, легко рассуждать на эту тему, говорить, будто коварные коммунисты бездумно рисковали жизнью своих граждан, чтобы напугать проклятых капиталистов, что надо было уделить проекту больше времени и более тщательно рассчитать риски, а ещё лучше вообще отказаться от опасной затеи, пустив ресурсы на что-то более полезное.
Но тогда времена были совсем другими. Все понимали, что стоит замешкаться и заколебаться, так такие же ракеты полетят уже на советские города. При такой гонке вооружений вероятному противнику было бы стратегически выгодней нанести по СССР упреждающий удар ядеркой, пользуясь коротким преимуществом.
Всё как в фильмах про Дикий Запад, когда два хороших стрелка стоят друг напротив друга, с одинаковыми револьверами в кобурах, и победит в дуэли тот, кто первым вытащит оружие.
В 10.30 по московскому времени ракета со страшным грузом взмыла в небо и первые неприятные сюрпризы начались уже через две минуты. Ракету стало болтать из стороны в сторону. Позже, когда расчёты перепроверялись, выяснилось, что колебания были не критическими и даже в километрах проектных документов предполагалось их возникновение, но в стрессовой ситуации о сухих цифрах забыли, и уже решили, что катастрофа началась.
Курировавший запуск Сергей КОРОЛЁВ в те страшные секунды сидел у спецтелефона не в силах пошевелиться. По протоколу он не мог задать какой-то вопрос, уточнить детали, дать новый приказ операторам. Да если бы и мог, то цепочка командования была выстроена так, что самый точный приказ дошёл бы до нужного человека слишком поздно.
Колебания ракеты изменили её траекторию. Она летела на три минуты дольше, чем планировались. Трудно представить, что чувствовали в эти долгие три минуты те, кто был ответственен за запуск. Ведь вполне возможно, что ракета рухнула, и Актюбинск или Аральск превратился в радиоактивный пепел, а сообщить об этом некому, потому что все его жители погибли, а линии связи сгорели.
Это уже потом стало ясно, что проблему тревожного ожидания можно было решить с помощью обычного радиоприёмника, настроенного на радиочастоты населённых пунктов, лежащих по пути ракеты. Взрыв бы вызвал особые помехи в эфире, а резкое прекращение вещания радиостанций из тех краёв показало бы, что там случилось что-то страшное.
Наконец телефон Королёва зазвонил, и взволнованный голос оператора из полигона под Аральском, сообщил кодовую фразу: «Наблюдаю Байкал!».
Первой версией американских военных стало предположение, будто в Актюбинской области произошла авария. Логично предположить, что атомную бомбу везли на полигон в Семипалатинске окольными путями, чтобы запутать шпионов, и в дороге она взорвалась. Однако, срочно запрошенные данные агентов ЦРУ, обосновавшихся в Казахстане, показали, что каких-либо признаков мобилизации спасателей или военных не наблюдается, а это говорит только об одном – атомный взрыв был штатным.
Так у Пентагона не осталось никаких сомнений, что у СССР теперь есть грозное оружие, способное нанести удар по другому континенту.
Конечно, советское лидерство в ядерной гонке вооружений продлилось недолго. Совсем скоро баллистические ракеты появились и у США, и у некоторых других стран. Ими пугали друг друга обе стороны участников холодной войны, как это было в 1962-ом, во время Карибского кризиса, и в 1961-ом, когда возводили Берлинскую стену, и в 1969-ом, когда Чехословакию охватила «Пражская весна». Да и сейчас, при малейшем международном конфликте, пугание баллистическими ракетами выкладывается как козырь на стол в случаях, если дипломатия не помогает.
Но за 70 лет ни одна сторона так и не решилась на превентивный удар, потому что возник ядерный паритет, и невозможно запустить баллистическую ракету по противнику, не опасаясь ответки.
Так что те кошмарные 630 секунд полёта Р-5М, где в любой момент сотни тысяч советских людей могли сгореть в аду атомного взрыва, от своих же защитников, стали достойной платой за семь десятилетий мирного неба.