Правда лейтенанта Ракова
6 мая 2015 года. №18
1949 год для хобдинского колхозника выдался нелёгким. Как, впрочем, и все предыдущие послевоенные. Тогдашняя деревня, что называется, выживала. Выкарабкивалась через не могу. Трудно было всем. В город не убежишь, поймают без паспорта. Воровать у таких же, как ты сам, нищих, совесть не позволяет. А за работу платили копейки.
Народ много болел. От недоедания даже самая лёгкая простуда могла обернуться смертельным недугом. Всё было. Одни переживали, другие не доживали.
Поэтому кончина молодого, для многих «непонятного» фронтовика Акбия РАКОВА по большому счёту общественность Новоалексеевки сильно не огорчила. В райкоме, в военкомате, можно сказать, даже вздохнули с облегчением.
Плакали только в семье Акбия. Плакала супруга Клаура, плакал родной брат Бариш, плакали немногочисленные родственники.
ЗАКРЫТАЯ ПРАВДА.
Только единицы в селе знали всю правду о 25-летнем разжалованном лейтенанте Красной Армии. О его трагической военной судьбе. О его проигнорированном военными чиновниками героическом поступке. О трёх неудачных попытках бежать из фашистского концлагеря. О пытках. О так и не заживших до последних дней ранах.
Незадолго до смерти, будучи уже в больнице, Акбий решился на мужественный шаг – написал в министерство обороны СССР просьбу, чтобы там, наверху, окончательно разобрались в его фронтовых делах.
Ответ пришёл. Но Акбий уже его не увидел. Умер. Так и не отметивший свои 26 лет.
Последний бой командира тридцать четвёрки лейтенанта Ракова на правом берегу Днепра, на Букринском плацдарме, в министерстве подтвердили. Как и подтвердили проявленный героизм всего экипажа. Подтвердили и количество убитых гитлеровцев, их оказалось больше ста. Не поленились тогдашние военспецы порыться в свежих ещё сводках и отчётах о кровавых боях на Днепре. Восстановили правду.
Но правда эта осталась на многие десятилетия закрытой темой для людей, окружающих вдову и брата. Они не рассказывали о военной реабилитации Акбия. Да и зачем? Кому?
Тем, кто его не принимал на работу, обзывая предателем? Тем, кто не восстанавливал его в комсомоле?
Через много лет, в середине восьмидесятых, на адрес Клауры Мамаевны БАЙМУРАТОВОЙ пришло письмо от неизвестного ветерана войны, полковника в отставке Валерия БЕЦЕНКО, в котором он подробно рассказывал о последних часах и гибели её супруга Акбия.
И вновь всё перевернулось, заклокотало в душе Клауры, но и одновременно приобрело какую-то отчётливую невысказанную линию. «Как так погиб? Ведь он остался жив! Почему полковник так пишет? Мы же успели пожить немножко как муж и жена».
Они с Баришем ответили на письмо. Рассказали Валерию Ивановичу, что Акбий не погиб в том последнем бою в районе села Монастырек возле высоты «172,6» у дороги, ведущей из Ульяновки в Ржищев. Что, когда на время бой стих, ночью фашисты добрались до обгоревшего танка и вытащили из него раненого офицера. Остальные члены экипажа погибли. Долго издевались над ним, пытались разузнать о боевых порядках наступающей Красной Армии. Но видя, что толку от обгоревшего танкиста – офицера никакого, отправили его в свой тыл. В концлагерь.
После освобождения из плена в 1945 году Акбия уже свои, советские, действуя по приказу, отправили в другой лагерь, исправительно – трудовой, восстанавливать шахты Донбасса. Пока он кайлом выдавал на – гора уголь, следователи проверяли его историю пленения. Длилось это долго.
А в 1946 – м году, неизвестно, по каким причинам, неожиданно для него самого предоставили краткосрочный отпуск на Родину.
Невеста Клаура, бабушка Жамила, брат Бариш были счастливы воскрешению Акбия. Скоро сыграли скромную свадьбу и снова – расставание. А уже в марте 1947 – го Раков возвращается в родную Хобду окончательно. Но возвращается нереабилитированным. Возвращается истощённым и больным, сактированным, как тогда говорили, по тяжелой болезни.
…Таким образом, завязалась довольно длительная переписка между военным историком Валерием Беценко и вдовой лейтенанта Ракова Клаурой. С одной стороны – факты и воспоминания родственников, с другой – сухие без эмоций, но документы, найденные полковником Беценко.
Сложилась человеческая судьба.
ДВА СЛОВА О ПОЛКОВНИКЕ В ОТСТАВКЕ.
Есть люди, и их, к сожалению, единицы, которые понятие «Отечество» искренне связывают не с заштампованными символами и регалиями, а с конкретными людьми и их благовидными поступками. И посвящают исследованиям практически неизвестных судеб и событий всю свою жизнь.
Беценко – военный историк. Долгое время после Отечественной войны преподавал тактику и военную историю в высшем общевойсковом командном училище имени Верховного Совета РСФСР в Москве. Коренной москвич. Работая над архивными материалами 10 – го Днепровского танкового корпуса, по случайности обнаружил документы, где говорилось о бое, в котором участвовал Акбий Раков. По мнению историка, экипаж танка 183 – й танковой бригады совершил военный подвиг, не знающий себе равных. И бойцы, его совершившие, заслуженно могли быть представлены к званию Героя Советского Союза.
Но что – то помешало.
А что именно – Беценко догадался из переписки с Клаурой и Баришем.
Историк нашёл в Подольском архиве документальное подтверждение послевоенным рассказам Акбия.
Вот как описывал в своём донесении начальник политотдела 183 – й танковой бригады майор ВОРОТНИКОВ этот скоротечный, с фронтовой точки, бой.
«Сегодня (9 октября, – Ред.) в бою отличился экипаж командира танка Ракова, механик – водитель Жарков. Когда наша пехота у дороги была контратакована, комбриг приказал танку т. Ракова поддержать пехоту. Товарищ Раков ворвался в боевые порядки немцев, огнём и гусеницами более часа истреблял гитлеровцев. Немцы бросились в бегство, но танк Ракова на полном ходу огнём и гусеницами давил их. Увлёкшись боем, тов. Раков оторвался от нашей пехоты на 400 метров и был немцами подожжён. Товарищ Раков более часа вёл бой и истребил до 100 немецких солдат и офицеров. За дорогой всё поле усеяно трупами.
Пехотинцы с воодушевлением рассказывали о героическом подвиге товарища Ракова. Его танк сгорел. Люки закрыты, и судьба экипажа пока неизвестна. Танк в зоне обстрела, и подойти к нему нельзя…».
Этот отчёт лёг в основу последующих отчётов о мужестве и героизме танкистов. После того, как пехотинцы отвоевали место, где находилась сожжённая тридцатьчетвёрка Ракова, в танке самого командира они не обнаружили, в нём был только погибший механик – водитель Виктор Жарков и…
ВЕРСИИ.
По всем последующим отчётам говорится, что в составе экипажа ещё были бойцы, но фамилии их почему – то не называются, кроме погибшего механика.
И ещё. Это уже моя версия, почему с командиром танка Раковым произошла такая путаница и его экипаж не был представлен к наградам. Самое первое донесение, написанное карандашом на клочке бумаги, ушло до того, как пехотинцы освободили местность, где стоял танк, и, по всей видимости, уже в политотделе корпуса готовили скоротечно наградные посмертные документы. А когда Ракова не обнаружили, то бригадное и корпусное начальство не решилось представлять пленённого офицера к награждению, просто взяли и причислили к спискам убитых. Впоследствии даже указали место захоронения его и Жаркова. Словом, скрыли.
Сегодня доподлинно известно, как относились в Красной Армии к пленённым офицерам, независимо от ситуации, в которую они попадали. Им пожизненно приклеивалось клеймо предателя.
Вот такое, уже моё предположение.
Может быть, поэтому планируемые наградные документы и не были окончательно составлены ни на Ракова, ни на погибшего Жаркова. Указали в общих списках потерь и сдали в архив.
Юрий ТАРАСЕНКО,
