Брежнев боялся: «Хрущёву всё известно, мы пойдём под расстрел»
60 лет назад в Советском Союзе сменилась власть. Глава КГБ СЕМИЧАСТНЫЙ, державший в руках нити заговора, не без иронии назвал произошедшее "малой октябрьской революцией".13 октября 1964 года первый секретарь Горьковского обкома КПСС Леонид ЕФРЕМОВ стал свидетелем примечательной сцены. В столичном аэропорту Внуково, куда он прибыл рейсом из Сибири, оказалось на удивление малолюдно. С часу на час - Ефремов знал - ожидался борт первого лица Советского Союза Никиты Сергеевича ХРУЩЁВА, но к торжественной встрече, судя по всему, не готовились.
Когда Хрущёв приземлился, у трапа его ждал Семичастный. Вместе они на автомобиле отправились в Кремль. Там уже второй день заседал Президиум Центрального комитета партии - так с 1952 по 1966 год называлось Политбюро. Но о решении, которое фактически уже было принято, Хрущёв не имел ещё ни малейшего представления. Как и о том, кого именно оно затрагивает. Или всё обстояло совсем иначе?
Драматическая сцена разыгралась 27 сентября 1964 года. Хрущёв-младший довёл до отца предупреждения доброжелателя, но реакция советского лидера оказалась не на высоте положения. Не пожелавший разбираться в подробностях лично, Хрущёв перепоручил расследование председателю Президиума Верховного Совета Анастасу МИКОЯНУ и ошибся. Уже через три недели тот будет среди проголосовавших за его отставку.
Решающие события, предшествовавшие смене руководства страны, происходили одновременно на юге СССР, в Крыму и Абхазии, и в Москве, где в буквальном смысле тряслись от страха по крайней мере некоторые из заговорщиков. Узнав, что Хрущёву известно о попытке переворота, в панику впал Брежнев. Встречу с бледным от страха соучастником описал глава Московского горкома Николай ЕГОРЫЧЕВ, один из энтузиастов смены власти: "Он дрожал, взял меня за руку и увёл куда-то в дальнюю комнату. "Коля, Хрущёву все известно. Нас всех расстреляют". Совсем расквасился, знаете, слезы текут. <…> Я говорю: "Вы что? Времена сейчас другие, не сталинские". [Но Брежнев не унимался.] "Ты плохо знаешь Хрущёва. Ты плохо его знаешь". По словам Егорычева, товарища по заговору требовалось срочно привести в чувства, так что он лично довёл его до умывальника и заставил смыть слёзы.
О нерешительности будущего вождя без одобрения отзывался в своих мемуарах и Семичастный, утверждавший, что оказал на того нажим, буквально подтолкнув его к власти. "Поймите, если Хрущёв узнает правду, то прежде всего он отдаст приказ мне, чтобы я в соответствии со своими служебными обязанностями арестовал вас, - сообщал глава КГБ и тут же переходил на угрозы, - арестовал вас как члена антипартийной группы. И я, Леонид Ильич, вынужден буду это сделать". Брежнев соглашался, что выбора не остаётся, но с трудом сдерживал дрожь. Более достойно перед лицом опасности держался Николай Подгорный. Когда Хрущёв бросил ему в лицо обвинения, переданные от Галюкова, партийный начальник не растерялся, а на ходу нашёл способ высмеять "теорию заговора".
Летом Хрущёв прилюдно унизил своего будущего наследника не только отставкой с поста в Верховном Совете, но и экспрессивным комментарием на этот счёт. Когда отгремели дежурные аплодисменты, сопровождавшие назначение Микояна вместо Брежнева, вождь произнёс: "Это рады, чтобы вас освободить. Нельзя же назначить, не освободивши. Это обрадовались люди, что вас освободили".
В другой раз в узком партийном кругу Хрущёв назвал Брежнева отработавшим своё. Едва ли Леонида Ильича утешало то, что Микояну, более близкому к первому лицу, иногда приходилось не лучше. В том же году Хрущёв публично задался вопросом, не дать ли и этому соратнику "отлуп" на основании его недостаточного знакомства с творчеством Шолохова. Подобный экстравагантный разворот не исключался: Хрущёва не без оснований считали непредсказуемым.
Раскрепощённость первого лица на вершине власти порождала не только личные обиды, но и сломанные карьеры. Бывший начальник Галюкова Николай ИГНАТОВ был из тех, кто имел основания считать себя обойдённым: в 1957 году с помощью этого партийного босса Никита Сергеевич сломил сопротивление группы МАЛЕНКОВА, МОЛОТОВА и КАГАНОВИЧА, а в благодарность отчего-то получил понижение. Современники описывали Игнатова как не привыкшего сдаваться тонкого и беспринципного интригана. Семичастный считал, что миссия Галюкова сводилась к просчитанной Игнатовым интриге: тот якобы готовил для себя пути к отступлению и даже мог рассчитывать на карьерный взлёт как подавший сигнал об опасности (через охранника), если бы в столкновении с заговорщиками удача почему-то улыбнулась Хрущёву.
12 октября, за день до переворота, вождя почему-то не уведомили о выходе на орбиту корабля "Восход" с космонавтами на борту. Из абхазской Пицунды глава государства прозвонился и устроил разнос кураторам космической программы, после чего ему обеспечили связь с экипажем. Но выглядела такая безалаберность странно, как и изгиб редакционной линии главной газеты "Правда". Та опубликовала (без комментариев) критический текст о советской политике, написанный недавно скончавшимся лидером итальянских коммунистов Пальмиро ТОЛЬЯТТИ. Статус Тольятти в Советском Союзе был очень высок - в честь него только что переименовали город. И всё же иностранец находил изъяны в курсе, одобренном Хрущёвым лично, - и такую работу решились напечатать.
По версии Хрущёва-младшего, понимание серьёзности происходящего пришло к вождю только после звонка из Президиума вечером 12 октября, которым его вызывали в столицу. Источники разнятся, кто был на другом конце провода, Брежнев или член Президиума ЦК Михаил СУСЛОВ. Собеседник убеждал вождя срочно прибыть в столицу для решения неотложного "сельскохозяйственного вопроса", что само по себе не укладывалось ни в какие рамки. Поначалу Хрущёв сказал нет ("нет таких неотложных вопросов в сельском хозяйстве") и по одной из версий даже повесил трубку. Однако вскоре в Москву поступило известие - всё же прибудет. Вождю стало понятно, что ситуация выходит из-под контроля и изоляция на юге только понижает его шансы сохраниться у власти.
В 1990-е получила распространение версия, будто на борту уже взлетевшего самолета Хрущёву пришла в голову мысль, как переиграть своих оппонентов. Якобы вождь, женатый на украинке и много лет проведший на Украине, принял решение опереться на помощь киевского партийного актива. Хрущёв, по этой версии, принялся убеждать пилотов срочно взять курс на столицу УССР и согласным участвовать в авантюре обещал звёзды Героев Советского Союза. В действительности источников, подтверждающих эту версию событий, не существует.
Зато известно другое: из отряда в 60 охранников, бывших с ним в Абхазии, Хрущёв взял на борт только пятерых. Новость об этом вызвала почти физическое облегчение у заговорщиков: с первых минут после приземления вождя им стало понятно, что ни к какому сопротивлению он не подготовлен и, возможно, даже не вполне понимает, что именно его ждет.
Прибывшего неподготовленным вождя не поставили в известность, что на деле он попал уже на второе заседание Президиума ЦК. Первое без лишней огласки состоялось 12 октября. На нём собравшиеся заговорщики обсуждали, в каком порядке выступать против Хрущёва, и прощупывали решимость друг друга. Первым речь поручили держать номинальному лидеру переворота Леониду Брежневу. Вслед за ним взять слово должен был первый секретарь ЦК компартии Украины Пётр ШЕЛЕСТ. Это было продуманное решение: если мысль обратиться за помощью к Украине и впрямь когда-либо посещала Хрущёва, Шелесту поручалось отрезвить его заранее.
Записанная наскоро Малиным речь Брежнева состояла из 7 пунктов обвинения и предложения вынести оценку Хрущёву. В вину первому секретарю ставились дезорганизация планирования - переход от 5-летних к 8-летним планам, переустройство партийной вертикали с выделением сельскохозяйственных и отдельно - промышленных обкомов партии, авторитарный стиль управления и личная грубость. Брежнев старался формулировать мягко. Это позволило его союзникам взвинчивать тон.
Шелест, выступивший вторым, уличил вождя в превышении полномочий и невыполнении обещания "догнать и перегнать" Америку по объёмам сельскохозяйственного производства.
Шелепин взял ещё более высокую ноту. Разрушителя культа личности Сталина он обвинил в создании собственного. Но даже после этого самую горькую правду о себе Хрущёву еще предстояло услышать. Шелепин объявил, что у вождя в Президиуме ЦК нет друзей. Именно это при борьбе за власть и имело значение, и, как показало дальнейшее, возразить Хрущёву действительно было нечего.
Никита Сергеевич на деле смог прочувствовать всю глубину отрыва от коллег, когда ему самому предоставили слово. Защищаясь, свою работу вождь объявил "нормальной", а решение о разделении обкомов, понижавшее аппаратный вес региональных руководителей и потому выводившее их из себя, - необходимым для пользы государства. "Вы ещё вернётесь к этому", - убеждал он. Впрочем, судя по тону выступления, Хрущёв так и не отдавал себе отчёта в серьёзности происходящего, иначе как объяснить наивный и где-то детский упрёк в отзыве из отпуска без достаточных оснований. "Зачем?" - на полном серьёзе спрашивал у заговорщиков первый секретарь.
На следующий день, 14 октября, назначили вторую часть заседания Президиума. Ночь Хрущёв провёл в особняке на Ленинских (Воробьёвых) горах, куда к нему успел приехать сын Сергей. В его описании глава партии выглядел подавленным, но ещё преуменьшал масштабы своего аппаратного поражения. Накануне последнего дня во власти вероятным исходом ему представлялась отставка только с одной, а не одновременно со всех своих должностей, ведь именно так произошло с Георгием Маленковым, наследником Сталина, лишь постепенно, начиная с 1955 года, утрачивавшим свои посты вплоть до понижения в начальники ГЭС.
Однако на следующее утро публичное унижение Хрущёва только набрало обороты. Взявший слово председатель правительства РСФСР Дмитрий ПОЛЯНСКИЙ поставил Никите Сергеевичу в пример скромность Иосифа Виссарионовича, а заодно осторожно покритиковал само развенчание культа личности.
Затем выступил Алексей КОСЫГИН и обвинил вождя в поощрении "подхалимажа".
А Микоян, пусть и в мягких выражениях, допустил смещение Хрущёва с одного из его постов. Как оказалось, для большинства отделаться только этим было уже недостаточно. На Микояна накричали: один из участников заседания, секретарь ЦК Пётр ДЕМИЧЕВ, пригрозил отставкой самому Анастасу Ивановичу.
Видя, что сопротивление бесполезно, Хрущёв принял предложение Брежнева подписать прошение об уходе по собственному желанию. Если верить Ефремову, по щёкам первого секретаря, вынужденного оставить власть, текли слёзы.
Но есть и другая версия последней реплики вождя, более скабрезная, но зато полностью соответствующая его бойкому характеру. "Вы меня тут говном мажете, а я возразить не могу", - якобы заявил Хрущёв и развёл руками.
После этого он покинул заседание, некоторое время побыл в своём кремлёвском кабинете, а затем неспешно, никому уже не нужный, отправился восвояси. Отныне Стране Советов предстояло обходиться без него.