Благодатный дождь

В мае этого года моя одноклассница и подруга отметила своё 60-летие. Она - человек, заслуживающий самого доброго слова. Я всегда восхищался её порядочностью, светлым умом и спокойной, надёжной натурой.


        Иосиф ЦИММЕРМАН – казахстанский немец, родившийся в Аккемире Мугалжарского района. Со временем он перебрался в Германию.
        - Это родная земля, вскормившая и вспоившая меня, - говорит он о Казахстане. - Это друзья и мои родные односельчане, которые в трудные для меня годы подставили свое плечо и находили для меня тёплые слова. Сейчас я живу в далеком немецком Нюрнберге, вполне обеспечен и счастлив, но то, чего не купишь ни за какие деньги, не найдёшь ни в одном уголке земного шара - любовь, настоящую дружбу и запах родных мест, я нахожу только здесь. Здесь моя родина, здесь мои корни.
        Иосиф – автор романа «Чужбина» и других произведений, главными героями в которых выступают люди из Казахстана. Публикуем один из очерков автора, присланный им в «Эврику».

        Служан Мырзашевна работает ведущим бухгалтером. В семье Карагуловых это уже традиция. Дедушка был счетоводом, отец - главным бухгалтером совхоза «Пролетарский» в селе Аккемир. И, признаться, я бы вовсе не удивился, узнав, что кто-то из её далеких предков служил хатшы ещё при ханском ордада - не меч держал в руках, не вершил судьбы громкими словами, а кропотливо вёл переписи, записывал имена и имущество. Их называли хатшылар и уважали за точность, память, особую внутреннюю дисциплину и способность держать всё под контролем.
        У Мырзаша, отца Служан, была особая игра. Во дворе, в прохладной тени высокого, раскидистого карагача, он устраивал себе настоящий кабинет - кухонный стол с конторскими счётами, накладными, ведомостями. Работал внимательно и долго. Но как только вокруг начинали толпиться дети - а их у него было семеро, - понимал: пора сделать перерыв.
        Откинувшись на спинку стула, утирая пот со лба, вздыхал на показ, будто весь мир держится на его плечах, и с важным видом громогласно объявлял, что снова где-то ошибка. Мол, сил больше нет искать - пусть всё идёт прахом. После этого театрально бросал раскрытый журнал и, не сказав больше ни слова, скрывался в доме, захлопнув за собой дверь с тем самым знакомым, почти сценическим жестом. Дети наблюдали за этим с любопытством, но лишь одна из них - Слу, средняя дочь, - решалась подойти к столу. Она усаживалась на край стула, аккуратно брала в руки карандаш, изучала цифры, щёлкала костяшками счётов. Почти всегда ей удавалось найти ошибку. Девочка исправляла её просто и уверенно, точно, не оставляя помарок. А Мырзаш, попивая чай из кисайки у окна, наблюдал за дочерью. Его глаза смеялись. Он молча гордился её внимательностью, её врождённой способностью видеть в хаосе порядок - и в порядке смысл...

        Месяц апрель в этом году оказался на редкость тёплым. В Актобе весна пришла без промедлений, будто торопилась загладить вину за затянувшуюся зиму. Солнце вставало рано, щедро грело, и вместе с ним пробуждался город - бодрый, светлый. Шубы и бушлаты уступили место весеннему одеянию. На улицах стало больше цвета: песочные пальто, зелёные куртки с капюшонами, а у детей - первые кеды и ветровки.
        Тёплый степной ветер приносил запах сырой земли, полыни и тополей. Казалось, даже автобусы шли тише, а голуби ворковали громче...
        В один из этих дней Служан Мырзашевна, как обычно, ещё до начала рабочего дня подошла к зданию на окраине областного центра, где она трудилась уже двадцать пять лет. Четырёхэтажное строение из светлого кирпича выглядело строго и функционально. Ровные ряды прямоугольных окон с белыми рамами, в некоторых - кондиционеры, установленные будто бы без особой симметрии. Над входом - выцветший, но ещё крепкий козырек, а выше - броская надпись красными буквами: «ЭНЕРГОСИСТЕМА».
        Здесь располагается основной поставщик электроэнергии в городе. Всё в этом здании говорило о надёжности и порядке: ни лишнего декора, ни современного глянца, только сдержанная деловитость и ощущение, что здесь всё работает по графику - как сами линии электропередачи.
        Женщина была одета в пальто неясного - сливового, почти баклажанового цвета - свободного кроя, с воротником, отделанным замшей чуть более тёмного оттенка. Рукава - слегка расклешенные к низу, с аккуратными декоративными отворотами. Из-под воротника выглядывал светлый шарф с тонким, едва уловимым рисунком, придавая образу лёгкость.
        Причёска - аккуратная, короткая, строгая, сдержанная по форме, как и она сама: ничего лишнего, ни одного выбившегося локона.      Окрашенные светло-русые волосы с пепельным отливом подчёркивали ровный тон кожи. В её облике не было вычурности - только достоинство.          Не показная строгость, а теплая основательность, в которой ощущались надёжность и внимание к деталям. Её лицо выражало спокойствие и сдержанную уверенность человека, знающего цену слову и времени. Чистый, внимательный взгляд сквозь очки как бы говорил: «Всё под контролем».
        Служан Мырзашевна поприветствовала дворника кивком головы и лёгкой улыбкой. Посмотрев на часы - до начала рабочего дня оставалось ещё двадцать минут - женщина неспешно зашагала вдоль многоэтажки, будто давая мыслям немного простора, прежде чем вновь погрузиться в рутину цифр и бумаг.

        Именно в этот миг память принесла ей другую историю - из самого далёкого детства. Когда партком совхоза «Пролетарский» поддержал общереспубликанский призыв по озеленению Казахстана, отец семейства, Мырзаш, одним из первых высадил перед домом десяток карагачей. За деревьями нужно было ухаживать, особенно поливать их в жаркие дни. Это дело легло на плечи его средней дочери Служан. Чтобы натаскать воды из колодца, Слу использовала коромысло. Два ведра висели на его концах, а третье она несла в руке. Руки и плечи к концу дня болели, а на плече осталась ссадина, которая не заживала несколько дней. Эта картина не осталась незамеченной: соседки Мазай и Джебко, наблюдая за      Служан, качали головами и сокрушались: «Вот казахи своих детей совсем не жалеют!».
        Вечерами отец неизменно собирал семью перед телевизором, чтобы смотреть программу «Время». Он выписывал газету «Комсомольская правда» и читал её вслух, от первой до последней страницы, комментируя и обсуждая каждую новость. Его домочадцы слушали молча, уважая партийный энтузиазм главы семьи.
        Карагуловы действительно были пропартийной семьёй. Этот дух проявлялся даже в необычных именах. Так, родную сестру Мырзаша назвали Район - в честь административного деления, которое стало символом новой советской эпохи. Это русское слово для казахской глубинки звучало особенным, современным. В её документах значилось: Район Карагулова. Лишь во взрослом возрасте она стала Рая, но родственники долго называли её правильным именем.

        Аккемирчане до сих пор вспоминают с улыбкой один случай из жизни семьи Карагуловых - он давно превратился в местный анекдот.
        Однажды, вернувшись из школы, Слу принялась за уборку: перемыла посуду, подмела и вымыла полы, а затем взялась за глажку белья.    Внезапно зазвонил телефон. Девочка вздрогнула. Она знала, что звонки по такому аппарату – дело важное, ведь отец работал бухгалтером совхоза «Пролетарский». Слу вытерла руки о передник, подошла и подняла трубку.
        – Квартира товарища Карагулова? – раздался строгий женский голос.
        – Да, – подтвердила девочка.
        – А кто у аппарата?
        – Я, служанка.
        На другом конце линии повисла пауза.
        – Кто? – недоверчиво переспросила женщина.
        – Служанка, – уже чуть ли не по слогам повторила дочь бухгалтера.
        После короткой паузы голос в трубке стал ещё более настороженным:
        – И что вы делаете в доме товарища Карагулова?
        – Помыла посуду, поставила вариться мясо и сейчас хотела гладить. Моя же очередь, – спокойно объяснила Слу. – Остальные в саду и сарае управляются.
        – Вас там сколько? – с ужасом в голосе вырвалось у женщины.
        – Вообще-то семь, но сегодня в доме только трое, – невозмутимо ответила девочка.
        На другом конце резко положили трубку. Слу пожала плечами и вернулась к глажке, но не успела нагреть утюг, как телефон снова зазвонил.          На этот раз говорил мужчина. Он также пытался выяснить, кто у аппарата, и снова услышал то же:
        – Я, служанка.
        Звонивший только вздохнул, поблагодарил и положил трубку...
        Мырзаш вернулся домой поздно вечером - бледный, с каменным лицом. Не успел он переступить порог, как тут же набросился на дочь с упреками.
        – Ты меня чуть партбилета не лишила! Тюремный срок мне тоже грозил!
        Слу непонимающе смотрела на отца, а он продолжил:
        – Меня прямо из конторы совхоза забрали в райком партии. Потребовали объяснений, как это рядовой бухгалтер может позволить себе прислугу, да ещё целых семь человек. Я стоял перед ними и не знал, что сказать. Думал, может, кто-то липовый донос на меня написал.
        Девочка от изумления выронила учебник из рук.
        – Благо, разобрались. Я им показал свой паспорт, где твоё имя записано – Служан. Поверили. Но ты, пожалуйста, больше на русский лад себя не называй. Никакая ты не «Служанка». У тебя хорошее имя. Оно означает «красивая душа». Так и говори – Служан.
        Дочь молча кивнула, смущённая тем, что невольно поставила отца в неловкое положение. Этот случай она запомнила на всю жизнь, а в их доме история о «семи слугах Карагулова» ещё долго пересказывалась с улыбкой...

        В этот момент с неба упали первые капли. Служан Мыржашевна вопросительно взглянула ввысь:
        - Не рановато ли?..
        В ответ дождь усилился - капли стали крупнее, ритмичнее. Это был первый весенний дождь в этом году. Женщина поспешно открыла сумку и достала оттуда сложенный платок - свою верную косынку-«авоську», которая выручала не раз: и когда солнце припекало слишком ярко, и когда надо было зайти в мечеть, и вот теперь - чтобы укрыть голову от дождя. Платок был из гладкой, слегка поблёскивающей ткани, с переливами серебристого оттенка. На нём - узор в восточном стиле: изумрудно-зелёные, медные и тепло-оранжевые завитки, обрамленные пышными цветами, похожими на ковровый орнамент.
        Дворник, пожилой мужчина с обветренным, темным от солнца и времени лицом, громко окликнул её:
        - Апай, жамылмаңыз! Бұл – бірінші жаңбыр ғой! Құдайдың бергені. Бас пен тәнді тазартады. Осындай жаңбырмен шомылып алсаңыз – денсаулыққа да, көңілге де жақсы. (Апай, не укрывайтесь! Это же первый дождь - Божий дар. Он очищает и голову, и тело. Если искупаться под таким дождем - и для здоровья хорошо, и на сердце легче.)
        Служан Мырзашевна застыла с платком в руке, недоумённо посмотрев в его сторону.
        - Е, соны айтасыз-ау, апаңыз бүгін ғана басын жуған. Енді қайда барып кептірмекпін? (Эх, вот ведь говорите... ваша апай только сегодня голову помыла. А теперь где ж мне её сушить?)
        - Кептіріп керек емес, - деп басын шайқады ол. - Бұл деген ырым ғой. (Не надо сушить, - покачал головой он. - Это же поверье.)
        Его лицо - как старая карта степи. Узкие, прищуренные от постоянного света глаза выглядывали из-под нависших бровей, а вокруг них расходились морщины, словно трещины на иссушённой земле. Щёки впалые, подбородок обрамлен седой щетиной. Уши чуть оттопырены, губы сухие, потрескавшиеся, но говорили уверенно, словно каждое слово имело вес. В его голосе - не приказ, а убеждение, основанное на знании, прожитом опыте и уважении к старым обычаям. Руки - тёмные, жилистые, с огрубевшей кожей, привыкшие к лопате, метле и ветру.
        - Расскажите подробнее, - попросила Служан Мырзашевна, направляясь в сторону дворника.
        Тот только рукой махнул:
        - А что тут особенно рассказывать... «Бірінші жаңбыр - шипа». Первый дождь - это исцеление. Он нужен не только земле, но и человеку.
        Немного помолчал, глядя, как капли ложатся на асфальт, потом продолжил, уже спокойнее, словно вспоминая:
        - Это дождь очищающий. Он смывает всё тяжёлое, что накопилось за зиму. Уносит усталость - и с земли, и с людей. Даже на душе легче становится. Если капли попадают на голову, на лицо - в этом уже есть польза. Под таким дождем, говорят, надо идти без страха, пускай одежда намокнет - зато здоровье прибавится. Старики рассказывали, что раньше женщины, которые не могли забеременеть, умывались первым дождём - с верой и надеждой.
        Служан Мырзашевна на мгновение задумалась, а затем вдруг достала из сумки папку со своими пенсионными документами - аккуратную, в плотной обложке. Постояла с ней пару секунд в нерешительности... и вдруг с неожиданной уверенностью подставила её каплям.
        - Пусть стаж и пенсия прибавятся, а старость с болячками смоются, - сказала она и звонко рассмеялась.
        Дворник, наблюдавший за ней из-под козырька кепки, тоже улыбнулся.
        Но в ту же минуту Служан Мырзашевна спохватилась и аккуратно накрыла косынкой папку.
        - Первый дождь - шипа, это хорошо, - пробормотала она. - Но в бухгалтерии мокрые документы не примут.