Имени Сталина
|
Не последнюю роль в её жизни сыграла песня «Катюша», а назвать девочку своим именем разрешил сам хозяин Кремля.
| ||||||
 | ||||||
В день 85–летия Сталину Сергеевну БАЛЮРА застать дома было невозможно. Она как всегда занята. Помимо репетиции в хоре культурного центра «Оксана», у юбилярши была масса дел. Известный деятель культуры области не сидит без дела.
25 апреля 1928 года на стол Иосифу Сталину легла телеграмма: «Москва. Кремль. Сталину. Прошу Вашего разрешения назвать свою первую дочь Сталиной. Обещаю вырастить её верной и преданной делу партии». Телеграмму вождю послал первый секретарь горкома комсомола города Дробна 20–летний Сергей Балюра. На следующий день пришёл ответ: «Поздравляю с рождением дочери. Пусть будет достойна своего имени». К телеграмме прилагался подарок – огромная кукла, у которой закрывались и открывались глаза. Вот так, благословлённая самим вождём, вошла она в жизнь. С именем, которое приходилось потом оправдывать.
41 –й год 13–летняя Сталина встретила в Польше. Там осела её семья после советско–финской войны, в которой участвовал отец. Война началась 22 июня в 4 утра, а в 10 польский городок уже бомбили немцы. Почти всё взрослое население срочно мобилизовали. Матери Сталины поручили вывезти из города детей. Ночью вместе с 18 детьми она спустилась в катакомбы. Ей дали адреса родственников детей по всему Союзу. Дети ещё не понимали, что такое война, просто знали, что это что–то очень серьёзное и страшное. Крепко взявшись за руки, шли они по лабиринтам.
Двое суток они шли по катакомбам, вышли под Дрогобычем. Там немцев ещё не было. Добрались до военкомата. Там детей погрузили в товарные вагоны, чтобы они ехали дальше. Самое страшное было, когда поезд бомбили. Однажды ночью вражеские самолёты разбомбили половину состава. Детям удалось спрятаться в карьере. Под станцией Лески Сталина увидела поезд с ранеными. Тогда она и поняла, что такое война. Раненых везли на открытых платформах: несколько десятков людей, прямо с поля боя, в ближайший госпиталь, некоторые без рук и ног. Крики, стоны. Бойцы просили одного – есть. И так почти на каждой станции. Передав всех детей в руки военных комиссаров, которые дальше должны были доставить детей по адресам, мать Сталины, вместе с ней и братом, двинулась дальше.
Г ород Черкассы, там они остановились передохнуть. Через несколько дней его окружили немцы. Бои шли так близко, что стекла вылетали от взрывов снарядов. Надо было срочно переправляться на другой берег Днепра, где были наши. Переправлялись кто на чём мог, некоторые – просто ухватившись за бревно. На воду старались не смотреть. Она была красной от крови. Мать Сталины для себя и детей приготовила три камня. Если и на том берегу окажутся немцы, то лучше смерть.
– Сталечка, ты не бойся, – шепнул брат Володя. – Я возьму ножичек и отрежу мешочек, мы выплывем и будем жить.
Ч еркассы нашим войскам удалось отбить, и через несколько дней первые эвакуированные отправились оттуда в тыл – в Казахстан. По распределению семья Балюра попала в колхоз имени Горького. В полшестого утра на работу, доить коров, даже зимой, когда на дворе стояли морозы под 50 градусов, – таким был обычный распорядок колхозной жизни. За нечеловеческий труд платили сывороткой, что оставалась от сепарирования молока. Ещё давали по 20 граммов пшеницы на человека. Зерно мололи на мельнице из двух круглых камней. Чтобы муки было больше, туда добавляли семена бурьяна. А чтобы не замёрзнуть зимой, дети ходили на реку и рубили чилигу. Сталина не уступала мальчишкам. Она старалась нарубить больше всех. Дети были остры на язык. Унизительно было услышать от них: «Эх, ты, а ещё в честь Сталина назвали…».
В есной 42–го их семью перебросили в колхоз «Прогресс». В 44–м с войны, почти слепым, вернулся отец Сталины. В 49–м году семья продала корову, Сталине купили сандалии, и она поехала в Москву поступать в Академию имени Гнесиных. Идея была безрассудной, ведь у Сталины не было музыкального образования. Первый тур, перед которым дрожали коленки, она сдала успешно. Во втором ей предстояло петь романс со студентом второго курса Гнесинки. Преподаватели были очарованы чистотой и силой голоса девушки. И она с удивлением на другой день увидела свою фамилию в списках допущенных к третьему туру. Там ей надо было спеть «Катюшу». Слова–то она знала великолепно, но петь надо было по нотам, которых Сталина не знала.
– У вас все великолепно, деточка, подучитесь, на следующий год мы вас обязательно возьмем, – пообещала ей преподавательница.
Убитая горем Сталина не знала, что ей делать дальше. Она не оправдала своего имени. Ехать домой было стыдно. «Пойду в Кремль, – решила она, – к самому Сталину». Но желание идти к Сталину пропало, как только она подошла к кремлёвской стене и увидела железобетонное выражение лиц часовых.
На следующий год Сталина поехала поступать в институт кинематографии в Алма–Ату. Но актрисой ей стать, видно, было не суждено. Сев в трамвай, она поехала назад, в гостиницу. И тут у трамвая слетели «рога». Он остановился прямо напротив института иностранных языков. Выбежав из трамвая, она пулей влетела в приемную комиссию и, даже не отдышавшись, сразу выпалила: «Хочу учиться у вас!». Сталина выбрала тему: «Нас вырастил Сталин на верность народу, на труд и на подвиги нас вдохновил». 20 листов сочинения она написала на одном дыхании за час. «За такое сочинение сразу надо в партию принимать», – сказал преподаватель. Её зачислили на отделение французского языка. Вскоре Сталина стала лауреатом сталинской стипендии. После лекций она успевала подрабатывать в летнем кинотеатре. У них с подружками было одно «выходное» платье на четверых, и на свидания они ходили по очереди. Если кому–то кавалеры назначали свидание вне очереди, приходилось отказывать.
Как–то на концерте в училище её услышал директор филармонии: «Идём, будешь у нас работать». Так она стала солисткой актюбинской филармонии. К ней пришли известность и слава.
Г рянул 53–й. Разоблачение культа, статьи в газетах. Ту самую телеграмму Сталина, которую раньше показывали дома с гордостью, стали прятать. Как–то её вызвали в горком комсомола и сказали: «Вы знаете, мы ничего не имеем против вашего имени. Но вот на афишах, большими красными буквами – Сталина Балюра. Это сейчас политически неправильно. Смените его на, скажем, Светлана. А то нас неправильно поймут». Но она так и осталась Сталиной, но с этого дня на афишах стали писать «С.Балюра» – и маленькими буквами. Тем не менее, свою работу в филармонии Сталина Сергеевна и сейчас вспоминает с теплотой.
В 76–м Сталину Сергеевну бросили на прорыв. Нужно было срочно поднимать культуру, так решило руководство. Её назначили директором Дома культуры строителей. Начала она там с настоящей революции. В холле стояла большая стена почёта с портретами передовиков производства, маскирующая нагромождения всякого хлама. Директор и убрала эту стену. В обкоме её не поняли, чуть ли не в идеологической диверсии обвинили. Долго партократы клеймили её и за то, что открыла в Доме культуры первый в городе бар. Правда, их мнение изменилось, когда пару раз они сами посетили его. «У вас действительно характер стальной!», – кричали ей чиновники, когда она упорно пыталась добиться, чтоб вход в Дом культуры был не с торца (как раз возле туалета) а с лицевой стороны здания. Когда ей надоело ходить по кабинетам, в одну ночь, договорившись с бригадой строителей, отбойным молотком она сама прорубила дверь там, где считала нужным.
– И мя моё – вроде жизненного сценария. Только вперёд, ты не можешь иначе, ты должна быть лучшей! Это уже в кровь вошло. Может, поэтому я не понимаю молодых с их модным словом «депрессия». Ведь времени в этой жизни и так мало...
|
